СИМОРОН - Исполнение желаний

Клуб Волшебников Нет я не плачу и не рыдаю На все вопросы я открыто отвечаю Что наша жизнь игра и кто ж тому виной Что я увлекся этою игрой И перед кем же мне извиняться Мне уступают я не смею отказаться И разве мой талант и мой душевный жар Не заслужили скромный гонорар И согласитесь какая прелесть Мгновенно в яблочко попасть почти не целясь Орлиный взор напор изящный поворот И прямо в руки запретный плод О наслажденье скользить по краю Замрите ангелы смотрите я играю Моих грехов разбор оставьте до поры Вы оцените красоту игры Я не разбойник и не апостол И для меня конечно тоже все не просто И очень может быть что от забот моих Я поседею раньше остальных Но я не плачу и не рыдаю Хотя не знаю где найду где потеряю И очень может быть что на свою беду Я потеряю больше чем найду All the world’s a stage, And all the men and women merely players: They have their exits and their entrances; And one man in his time plays many parts, His acts being seven ages. At first the infant, Mewling and puking in the nurse’s arms. And then the whining school-boy, with his satchel, And shining morning face, creeping like snail Unwillingly to school. And then the lover, Sighing like furnace, with a woful ballad Made to his mistress’ eyebrow. Then a soldier, Full of strange oaths, and bearded like the pard, Jealous in honour, sudden and quick in quarrel, Seeking the bobble reputation. Even in the cannon’s mouth. And then the justice, In fair round belly with good capon lin’d, With eyes severe, and beard of formal cut, Full of wise saws and modern instances; And so he plays his part. The sixth age shifts Into the lean and slipper’d pantaloon With spectacles on nose well and pouch on side, His youthful hose well sav’d a world too wide For his shrunk shank; and his big manly voice, Turning again toward childish treble, pipes And whistles in his sound. Last scene of all, That ends his strange eventful history, In second childishness and mere oblivion Sans teeth, sans eyes, sans taste, sans everything. Весь мир — театр. В нем женщины, мужчины — все актеры. У них свои есть выходы, уходы, И каждый не одну играет роль. Семь действий в пьесе той. Сперва младенец, Ревущий громко на руках у мамки... Потом плаксивый школьник с книжкой сумкой, С лицом румяным, нехотя, улиткой Ползущий в школу. А затем любовник, Вздыхающий, как печь, с балладой грустной В честь брови милой. А затем солдат, Чья речь всегда проклятьями полна, Обросший бородой, как леопард, Ревнивый к чести, забияка в ссоре, Готовый славу бренную искать Хоть в пушечном жерле. Затем судья С брюшком округлым, где каплун запрятан, Со строгим взором, стриженой бородкой, Шаблонных правил и сентенций кладезь,— Так он играет роль. Шестой же возраст — Уж это будет тощий Панталоне, В очках, в туфлях, у пояса — кошель, В штанах, что с юности берег, широких Для ног иссохших; мужественный голос Сменяется опять дискантом детским: Пищит, как флейта... А последний акт, Конец всей этой странной, сложной пьесы — Второе детство, полузабытье: Без глаз, без чувств, без вкуса, без всего.