ФСК. Фламенко

Belen Maya: когда я начинала, на мой взгляд, фламенко было очень ограниченным в наборе движений, чувств и сюжетов историй, которые можно было рассказать. Мне казалось, что язык фламенко не полон, не достаточен, а мне хотелось сказать больше Israel Galvan: Люди, которым не нравится направление, в котором я работаю, ходят на фламенко, как если бы это был бой быков. Я не имею ничего против корриды, но люди воспринимают это как: "Давайт-ка сходим сегодня на фламенко сегодня вечером". То что они ожидают увидеть - фламенко прошлого. Andres Marin: Для меня фламенко - это искусство, абослютно живая форма искусства. Фольклорные элементы, такие как традиционные костюмы, на мой взгляд, всего лишь его внешняя сторона (disguise: обманчивая внешность). Rafaela Carrasco: Я вышла из фламенко, всю свою жизнь я занимаюсь фламенко, но в последнее время во мне очень много изменилось. Все, что я делаю по своей природе музыкально и стремится подчеркнуть акценты в музыке. Как одна полная боли нота может отозваться в моем теле, спровоцировать его? Что она может заставить меня выразить моим телом? Может быть достаточно одного движения головы, чтобы подчеркнуть ту ноту, которая меня мучает изнутри. Вот что музыка заставляет меня чувствовать. Мое фламенко по своей природе очень мягкое и эмоциональное, очень мягкое и естетственное в своей пластике. Первопроходцем в этом направлении стала Белен Майя. Вслед за ней, начали изменяться, эволюционировать и все мы. Belen Maya: Женщины моего поколения обладают силой созидания и новаторства. Но этого недостаточно для того, чтобы создать прочный коллектив. Ты должен создать свой собственный стиль, но тогда встает новая сложность: нужно вывести в свет новый коллектив или представить свой спектакль на публику. Это дейсвительно сложно. Я в меньшей степень делаю акцент на ритмических рисунках, хотя большинство людей думает, что именно в этом и заключается фламенко: дроби, сложная ритмика... и Сила! Сила ног! Но для меня это наименее важно. Andres Marin: Выходит мужчина с характерным выражением лица (передразнивает традиционщиков) и платком на шее. Он пристально смотрит на певца. Но в этом нет ничего кроме силы и скорости, его танец не заставляет зрителя думать. Rafaela Carrasco: Мне кажется, что у зрителя сейчас довольно мало шансов увидеть настоящие постановки. Эти спектакли не имеют самоцелью стать сенсацией, она настоящие, честные, искренние и они показывают, что происходит в данный момент внутри меня. Andres Marin: мне кажется, что зеркало само по себе не имеет значения, но на мой взгялд, важно то, что происходит в своем собственном зеркале внутри нас. Потому что если вы смотрите в зекрало, вы стараетесь выглядеть лучше и красивее. Но для меня в искусстве главную роль играет прямо противоположное -уродство. Мне нравится темная сторона искусства, которая позволяет жаловаться, стонать. Вы ставите ремату, делаете ее еще раз. То есть вы потворяете уже сделанное сообщение, которое несет в себе все тот же посыл, все ту же эмоцию. Но где же в этом музыка? Если человек обладает высоким уровнем техники ног, это не значит, что он хороший танцор. Это лишь означает, что от него будет больше шума. Но у него в ногах не будет ни музыки, ни тона, ни послания; будет лишь шум, который звучит совершенно одинаково. Все одно и тоже. Одна ровная линия. А сложность заключается в том, чтобы менять интонацию в дробях, один тон, затем другой - из этого и будет строится музыка. У каждого своя судьба. Моя заключается в том, чтобы танцевать. Я хотел быть танцором с детства. Танец сам по себе не сложен, хотя конечно же танцевать очень и очень трудно, но это не так сложно, потому что ты выражаешь себя, свои эмоции. Если ты честен, в танце ты будешь раскрывать себя, обнажать то, что имеешь. Сложность - это сама профессия, ее табу и как правило дурновкусие. На мой взгляд, многие люди, которые стоят во главе угла в это профессии зачастую невежествен